|Евгений Витковский|

Эту цепочку ломкою строчкой увековечу:
Шило на мыло, мыло на сало, сало на гречу.

Эта цепочка – точно по схеме, точно по слепку:
Бабка за жучку, жучка за внучку, дедка за репку.
Кружатся годы – белые враны, чёрные чайки.
Не ошибиться в качестве шила, в сортности швайки.

Цифры да цифры – как конвоиры с фронта и с тыла:
Шило на мыло. Было да сплыло. Сердце остыло.

Только бы тихо, только бы глухо, шито да крыто.
Это не ярость, это не злоба. Это защита.

Это защита от снегопада, от перепада.
Чур: не бороться. Если не дали, значит, не надо.

Можно молиться даже в канаве, даже в борделе,
Чтоб ненароком, в самом бы деле, свиньи не съели.

Чтобы, как надо, шелестом сада кончилось лето.
Боже, спасибо: даже за это, даже за это.

Всё остальное – побоку, на фиг. Не было речи.
Снеги да вьюги. Ветер на круги. Вечность, до встречи

@темы: [XX], [Витковский Е.В.]

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

|Л.Бочарова| Роланд

1.
Четок не рви руками – я не знаю сердца смелей.
Плавится в солнце над облаками каменный перевал.
Я бы спросил у птиц, сколько боли нужно отдать земле,
Чтобы пал Полумесяц,
И Крест
воздвигся у этих скал.

...Видимо, я своею гордыней,
что ни пред кем не склонит колен,
Из друга создал предателя ныне,
стяг побед обращая в тлен.
Крепок капкан, и короток путь к последнему рубежу.
Мог бы сказать, что скорблю об этом,
Мог бы – но не скажу.

Я тот, кто я есть! Ты все это знал обо мне.
Отвага и честь – я не знаю вина пьяней!
И нет, не проси меня в этот час
Молиться Богу, а не Мечу,
И вспять поверни коня: я так хочу.

2.
Войско франков подобно книге, обернутой в переплет.
Хор псалмов, золотые лилии между железных скреп.
Так что его хранитель должен быть воистину тверд,
Смирен, как ступени в собор,
И прост, как причастный хлеб.

Не для того ли звенит от стали горная тишина,
Чтобы ушедших встречала славой северная весна?

Я тот, кто я есть: этап на твоем пути.
Останешься здесь – и ляжешь с копьем в груди.
И нет, не проси меня в этот час
Трубить малодушно в звонкий рог.
Здесь мраку с Востока дверь. И я – порог.

3.
Сколько же мрака сошлось у двери, его не остановить.
Все, чем могу занять свое сердце – резать, рубить, колоть.
Глупое всепрощенье на войне дешевле любви,
Но истинно –
В образе наших друзей
Являет себя Господь.

В этой стране даже вера тленна – плати, если хочешь жить.
Мог бы сказать я: лишь то священно, что не дано купить.

Я тот, кто я есть – при мне ни господ, ни слуг.
В грядущем и днесь ты просто мой лучший друг.
И нет, не проси меня в этот час
Вручить себя твоему мечу,
Но встань наравне со мной: я так хочу.

Мы те, кто мы есть! И каждый об этом знал.
Отвага и честь – наш облачный Ронсеваль.
Увидят птицы, как чаша леса
Красна от крови, черна от стрел
Того ли ты хотел?
Того ли я хотел?..
...Скалистый и сияющий предел.

@темы: [XXI], [Бочарова Л.], [Music]

---

|О.Ладыженский | Вырванное

Он

...отдавал себе отчет
И в словах и в поведенье,
Но взаймы ни Бог, ни черт
Не давал ни разу денег,
Переигрывал судьбу,
Мог любить и ненавидеть,
В белых тапочках в гробу
Никого не тщился видеть,
Мог играть и без струны —
Дескать, вывезет кривая —
И терпеть не мог войны,
Потому что убивают.

...отдавал себе отчет
В сроках жизни и дистанций,
Выпал нечет или чет —
Все равно. Он отчитался.

@темы: [XXI], [Ладыженский О.]

---

|Екатерина Сокрута| Меня хранит Господь авантюристов

Без опасений «что-то здесь нечисто»,
Пока последний не исчеркан лист,
Меня хранит Господь авантюристов,
Поскольку сам Господь – авантюрист.
Бог автостопа и дорожной пыли,
Ночных заправок, странных общих тем,
Бог тех, кого мы раньше так любили -
От них и уезжали насовсем.
Бог полустанков, разговоров, чая,
Билетов, перелетов, переправ,
Господь авантюристов – он отчаян,
Зато раздал немало царских прав
На все рассветы, степи, взгорья, взморья,
Попутки, пароходы, поезда.
Что - Средиземье? Амбер? Лукоморье?
Кому куда, дружок, кому куда.
В зрачок впечатан контур горизонта,
И крутится, и где уж тут осесть,
Дороги мира составляют рондо
Для неприкаянных – но это все, что есть
У всех адептов культа расписаний,
Разъездов, разрешения на взлет -
За временем для просьб и ожиданий
Есть время, уводящее вперед.

© Екатерина Сокрута aka velsa

@темы: [XXI], [Сокрута, Е.]

---

|Юрий Смирнов| Грамерси

Ночью они подъезжают к развилке дорог.
Сэр Мордред на Лексусе,
Сэр Гарет на Порше,
Сэр Галахад на Паджеро.
Выходят, курят, молчат,
Слушают тьму.
Сэр Галахад прерывает молчание —
Вот и пришлось нам расстаться,
Благородные сэры.
Кэш поделили,
Документы надежные,
Погоня отстала.
Его прерывает сэр Мордред —
Жаль покидать Камелот.
Может, вернемся?
Мы еще в силах.
Пушки возьмем у барыги
В Черемушках.
Сколько их?
Сотня?
Разве когда-то нас это пугало?
Ему отвечает сэр Галахад
Весьма недовольно —
Тебе тридцать пять,
Мне тридцать восемь.
Они молоды
И голодны, как драконы.
Они нас положат на въезде.
Радуйся, что оторвались.
Сэр Модред его вопрошает
Теперь мы куда?
Сэр Галахад говорит —
Теперь нету мы.
Теперь врассыпную.
И лучше на несколько лет
Затаиться.
Сэр Мордред кивает.
Сэр Гарет молчит
И смотрит на небо.
Потом улыбается,
Садится в свой Порше
И уезжает.
Назад.
Это любовь, благородные сэры.
Сэр Мордред смеется,
Садится в Паджеро
И уезжает.
Назад.
Это прекрасная дружба.
Сэр Галахад пожимает плечами,
Садится в свой Лексус
И уезжает.
Назад.
Это идиотизм.
Он понимает.
Но это счастье.
Дорога. Рассвет.
Смерть неминуема.
Нет вариантов.
Есть варианты.

20 марта 2008
Юрий 'begle' Смирнов
Грамерси. Из цикла «Второй рубеж»

@темы: [XXI], [2008], [Смирнов Ю.В.]

---

|Полина Барскова| В ожидании 30-летия

И поздно заводить друзей,
Водить в себя их как в музей:
Вот здесь особенная прелесть.
Тот шарик мёда, лучший сок
В балтийский перешли песок.
Зевки перекосили челюсть.

Живи уж памятью о тех.
В местах сомнительных утех
(И Конь там Блед, и ночь бела там)
В тебя входили без звонка,
От позвонка – до позвонка:
Учись, патологоанатом.
Шёл снег, и распадался атом.

Шёл снег и реки покрывал,
И людям веки закрывал,
И, словно спящая царевна
В прозрачном коконе своём,
Ты длилась ветрено и верно,

Когда в молчание вдвоём
Мы погружались, как медузы –
В пространство ночи под водой.
И малахитовые бусы
На шее (белой? золотой?)
Чернели? Тлели? Зеленели?
Светилась кожа, как волна.
Текли минуты и недели,
И я тобой была полна,
Как женихом, ребёнком, словом,
И косточкой – осенний плод.

Каким же воплощеньем новым
Я заменю тот первый, тот
Единственный неловкий опыт
Неразделения на два?
То смех, то сон, то крик, то шёпот.
Я знаю – часть меня мертва,
Которая тогда умела
Прощать и сразу – превращать.

Шёл снег, всё было мутно, бе́ло.
Лишь площадь за рекой чернела,
Как под прошением печать.

@темы: [XXI], |Барскова П.|

---

|Татьяна Юрьевская| "Мне не свернуть с проторенной тропы..."

Мне не свернуть с проторенной тропы:
Отныне сам себе и страж, и пленник.
Ведь часто невозможно искупить,
Что вовсе не приемлет искупленья.
Опять протяжно ноет у ребра,
И, нарушая слаженный порядок,
На чей-то окрик: "Где сейчас твой брат?" -
Пытаюсь отыскать кого-то взглядом.
Но бесполезно ждать небесных манн,
Опять эпоха отпускает вожжи.
Стекает дождь за шиворот домам,
И тем под утро зябко и тревожно.
Придет рассвет, медлителен и хил,
Сломает горизонту четкость линий,
И осени последние штрихи
Вновь лягут на стекло холодным ливнем.
Уходят дни течением реки:
Того, что было, впредь уже не будет.
Я совести и сердцу вопреки
Стремлюсь опять сочувствовать Иуде.
И вот смолкает слово, взятый долг
Становится особенно абсурден.

Когда по венам, лучше резать вдоль,
И лучше поперек - когда по судьбам.

URL-URL ©  Маркиз

@темы: [XXI], [Юрьевская Т.], [2015]

---

|Татьяна Юрьевская| "Занимай меня, Господи, занимай..."

Занимай меня, Господи, занимай, вовлекай в беспорядочный свой процесс...
Без него постепенно схожу с ума, без него постоянно теряю цель. То теряю сознание, то ключи, а теперь не могу подобрать слова. Говори со мной, Господи, не молчи. Говори, ведь я слышу, ведь я жива, и под сердцем покуда звенит струна, до предела натянута, но поет. Я ведь помню, что было тогда у нас, с тем кто вдруг попытался забрать твое. Говори или, может быть, повинись, пригласи незнакомкой на строгий вальс. Я давно не смотрела с балкона вниз, потому что так кружится голова, и растрепанный город восходит над, а луна привыкает у ног висеть. Без него я в квартире теперь одна, без тебя я останусь одна совсем в глубине этой призрачной темноты и густой настоявшейся тишины. Безнадежно взываю к тебе, но ты замолкаешь, и рвется внезапно нить - я коверкаю фразы, почти нема, задыхаясь от боли, слагаю муть. Занимай меня, Господи, занимай...
Или лучше обратно верни ему.

URL-URL ©  Маркиз

@темы: [XXI], [Юрьевская Т.]

---

|Сергей Лачинов| "Вот книга жизни — смотри скорее..."

Вот книга жизни — смотри скорее, работа, школа и детский сад. В четыре варежки руки греют, а в шесть — подпалины в волосах. В двенадцать снова принёс четверку, в пятнадцать гром за окном гремит, в семнадцать хоббиты, эльфы, орки, бежать, срываться, стучать дверьми. На той странице — мотало,било, бросало на остриё меча...
На этой — сохнут еще чернила. В ней нету "было", в ней есть"сейчас".
На этой — сонный июньский город, нырять, дрожать в ледяной воде, кататься в парке, мотаться в горы, быть всюду, вместе...

...и быть нигде.
Когда не пахнут степные травы, не греют мысли и блеск лучей, когда внутри — остывает,травит, когда ты словно другой, ничей, и тускло светят в дворах и кухнях все те, кто может еще светить, когда ты знаешь — всё скоро рухнет, исчезнут в дыме твои пути, когда всё счастье ушло куда-то, кусками рушится личный мир...

...Вломи себе по башке лопатой. И от меня кочергой вломи.

Дай в лоб с размаху, сойди с уступа, не клейся, словно дешёвый рис. Бывает пусто — но стисни зубы, не трусь, одумайся, соберись. Проснись с рассветом,смотри — в пожаре рисует солнце свои черты.

Мир очень старый и мудрый парень. Он видел кучу таких, как ты.

Не нужно мерить судьбу шагами, и ждать удачи ли, власти ли. Для тех, кто сдался— мир словно камень. Для тех, кто верит — он пластилин. Не прячься серой угрюмой тенью, не шли надежды в металлолом.
Твое упрямое Восхожденье стоит и ждет за любым углом.
Ты можешь ждать, сомневаться, греться, бояться, волосы теребя. Но как-то раз в беспокойном сердце проснётся кто-то сильней тебя. Потащит, грубо стащив с порога, скрутив реальность в бараний рог. Смиренным нынче — одна дорога. Таким как ты — миллион дорог.

Вот книга жизни — мелькают строчки, не видно, сколько еще страниц. Одно я знаю,пожалуй, точно — глупей нет дела: трястись за дни. Ужасно глупо — всё ждать чего-то, гадать, бояться, не спать, не жить...

...Нырять в хрусталь, в ледяную воду, где камни острые, как ножи. Бежать в автобус, занять оконце, жевать сосиски и хлеб ржаной, смотреть, как вдруг на закате солнце тебя окрасило рыжиной, гулять по Спасу, писать баллады, тихонько нежность вдыхать в слова, ловить затылком людские взгляды, и улыбаться, и танцевать. Срываться в полночь, пить хмель и солод, влюбляться чертову сотню раз...

А мир смеётся, он пьян и молод. Какое дело ему до нас.

Джек-с-фонарём

@темы: [XXI], [Лачинов С.]

---

|Анастасия Шакирова| "Где-то там персей покоряет мир..."

где-то там персей покоряет мир,
бьются воины света и силы тьмы,
пенелопа ждет, женихи в хмелю...
я химера. я безмятежно сплю.

обе морды — в лапы, укрыть хвостом,
лютовать — потом, воевать — потом,
братьев райс чуть ветром не унесло —
лишь клыки харибдовы под крылом.

говорит персей — эй, на фронте все!
ты вставай скорей, говорит персей,
я не сфинкс, не знаю красивых слов,
и не стану рвать за чужой улов.

вы на небе — есть, вы глядите вдаль,
ну а мне клочка меж планет не жаль,
я пойду по-тихому — по земле,
чуть коза, чуть змей и немножко лев.

поскачу, поползу — где-то там, вдали,
одиссей ведет свои корабли,
сквозь миры и мифы, пронзая суть —
по пути без звезд. ибо звезды — врут.

url-url

@темы: [XXI], [2006], [Одиссея-для-Одиссея], [Шакирова А.]

---

|Иосиф Бродский | "Только пепел знает, что значит сгореть дотла..."

Только пепел знает, что значит сгореть дотла.
Но я тоже скажу, близоруко взглянув вперед:
не все уносимо ветром, не все метла,
широко забирая по двору, подберет.
Мы останемся смятым окурком, плевком, в тени
под скамьей, куда угол проникнуть лучу не даст.
И слежимся в обнимку с грязью, считая дни,
в перегной, в осадок, в культурный пласт.
Замаравши совок, археолог разинет пасть
отрыгнуть; но его открытие прогремит
на весь мир, как зарытая в землю страсть,
как обратная версия пирамид.
"Падаль!" выдохнет он, обхватив живот,
но окажется дальше от нас, чем земля от птиц,
потому что падаль – свобода от клеток, свобода от
целого: апофеоз частиц.

@темы: [XX], [Бродский И.А.], [1986]

---

|Борис Херсонский|

Один был — предатель, отрекся трижды и заходился в плаче..
Второй был — гонитель, стерег палачей одежды.
Гонитель знал что в мире все так и никак иначе.
Предатель рыбачил он был невеждой и сыном невежды.

Гонитель был фарисей, он был гражданином Рима,
он знал языки, он мастерил палатки.
Предатель был ученик. История — неповторима.
Мы в ответе за все, а с Истории взятки гладки.

Гонитель знал толк в Писании и законах.
Предатель знал, что происходит на самом деле.
На самом деле Христос воскрес, и овцы паслись на склонах
и ключи от рая в дрожащей руке звенели.

А гонитель писал послания, то коринфянам, то евреям,
говорил, что законы прейдут и пророчества прекратятся,
а любовь останется, коль любовь сохранить сумеем,
то нас занесут в небеса и, конечно, в святцы.

И прославят святых с песнопением, кадилами и свечами,
Будут колокола наполнять Вселенную звоном
Гонитель — с книгой в руках. Предатель стоит с ключами.
И солнечный луч скользит по золотым иконам.

url-url

@темы: [XXI], [Херсонский Б.Г.]

---

|Кароль Войтыла| Песнь о Боге сокрытом

Песнь о Боге сокрытом
.17.

Возьми меня, Мастер, в Ефрем и позволь остаться с Тобою
там, где под крыльями птиц плывут берега тишины,
где широкий круг на воде и ни тени страха в покое,
где веслами не замутненная зелень буйной волны.

Спасибо: приют души Ты удалил от шума,
Ты окружен правдивой, дружеской нищетой.
Безмерный, тесную келью Ты избрал себе домом,
любя этот край, осененный безлюдьем и пустотой.

Ты ведь – само Безмолвие, великая Тишина,
освободи же, сделай и меня безголосым,
лишь пронзи меня дрожью Своего Бытия –
дрожью ветра в светлых колосьях.

[Кароль Войтыла]

@темы: [XX], [Польская литература], [Wojtyla, Karol Jozef]

---

|Аля Кудряшова| Ах, Венечка, ах, Венечка, какое было времечко...

И стул стоит и стол.
И дом растет.
И шелестит подол,
Звенит костел.

И кажется вчера
Мы у стола.
И странная игра
в колокола.

Ах, Венечка, ах, Венечка, какое было времечко,
Когда осколок солнечный летел из-под колес.
И ветер пах, как яблоко, и ночь была, как облако,
Мы плыли, как кораблики и не хватало слез.

. . .

Мы плыли, как кораблики, над нами пели зяблики
А может быть, не зяблики — синицы и чижи,
И книги были юными, крутили девки юбками
И ты мечтал ловить их там, над пропастью во ржи

Ловить их там над пропастью, в кораблике две лопасти,
Два паруса, два бортика, штурвал — на две руки,
Хрустящая соленая горящая вселенная,
Слепые и сопящие смешные дураки.

Нарос на киль коралл.
Закат наполз.
И это не игра,
А так, наркоз.

Почти не виден дом
У пропасти.
Вдохни холодный дым
И отпусти.

Ах, Венечка, ах, Венечка, мороз стучит по темечку,
Погас осколок солнечный под острым каблуком.
Качаются фонарики, ушел кораблик за реку
О ком ты плачешь, колокол, скажи теперь о ком,

Прошло то время смежное, когда мы были смелыми,
Когда могли мы что-нибудь купить из-под полы.
Ах, Венечка, ах, Венечка, упало в землю семечко,
И выросла из семечка высокая полынь

Ах, Венечка, ах, Венечка, горит и тает свечечка,
Вошло под ребра перышко, сорочье или чье.
Вошло — и бреет наголо, не отвечают ангелы,
Лишь петушки усталые пророчат над ручьем,

Что будет утро мглистое, что опадают листики,
Что все расстались ласково, как утро проросло.
Прочти и красным выдели: мы ничего не видели,
Оделись и разъехались без лишних вышних слов.

Расстались как всегда
Не навсегда.
Соленая вода
И поезда.

Ах, Венечка, ах, Венечка, сломавшаяся веточка,
Не плачет больше девочка, а шарик голубой,
По бесполезным поводам и под небесным пологом
Не встретимся, не встретимся, не встретимся с тобой.

Ах, Венечка, ах, милочка, дрожат и бьются жилочки
На сединой, как кисточкой, испачканных висках.
И хочется неистово не спать с тобой, не быть с тобой
А только эти ниточки губами приласкать.

Коснешься — и немедленно все то, что перемелено,
Клубами нафталинными опять — из кладовой
И развернется зарево, и все начнется заново,
И парус, ветром встрепанный, взойдет над головой.

Колокола колышутся, мы слышим то, что слышится,
Мы видим то, что видится, и мы идем на ют,
И снова, неуютные, нам машут девки юбками,
И ангелы, и ангелы, и ангелы поют.

Прошла пора горячая, слепые — были зрячими,
И парус тот лишь вытащен, что выброшен, что рван.
Почти что все забывшие, не ищущие — бывшие,
Кладем ладони ощупью на выцветший штурвал.

9.05.14-24.05.14 Прага-Мюнхен
url-url

@темы: [XXI], [Livejournal], [Кудряшова А.]

---

|Дарья Полякова| Осень теряется в подворотне...

Осень теряется в подворотне будто бы ясная мысль в бреду,
Если остаться за поворотом, солнце растопит твою беду.
Будет твой сон неглубок и светел, будет твой зверь нерадив и глуп,
Будет играть неуклюжий ветер в тесных сетях водосточных труб,

Будут летать над твоей планетой тихие боги чужой любви,
Будут сходить, не дождавшись лета, горные снежные лбы лавин.
Счастье твое ничего не весит, стоит лишь вспомнить, кто ты такой.
Впрочем, желаешь стоять на месте, трогай прозрачные сны рукой.

Прыгай с волками своих иллюзий на перекрестках волшебных трасс,
Вешай форниту на шею с грузом злую веревку - и жми на газ.
Хочешь играть с золотистой пылью, веришь изменчивому лучу?
Может быть, к черту такие крылья, если полеты не по плечу?

© Дарья Полякова aka lj-user pertho_fox

@темы: [XXI], [Livejournal], |Рыжова (Полякова) Д.|

---

|Наталья Чебаевская | У Герды все выверенно и строго...

У Герды все выверенно и строго — на завтрак овсянка, на ужин — зеленый чай.
Герда учится хорошим манерам и языкам, твердит глаголы: «скучаю», «скучать», «скучай».
Когда она спит, то чувствует Кая рядом; он целует ее в висок и дотрагивается до плеча.

За окном все та же зима, под белым пушистым саваном чувства и мысли стынут.
Герда знает, что это не навсегда, Герда держится на краю, сделав жарче огонь в камине.
Она верит, что каждый миг приближает весну и дорогу к Каю, которого — не покинет.

Королева пьет виски со льдом, или кофе со льдом, или может быть, просто лед.
«Мальчик мой», — просит она — «Ну сложи ты мне это слово, и мы сможем пойти вперед.
Нам с тобой слишком тесно в рамках одной сказки, мире четырех измерений, музыки семи нот».

Королева нежно целует Кая, улыбается не без горечи: «Мальчик мой... Ты — ничей.
Ты взял себе этот холодный мир,ты сам его выбрал, без клеток и без ключей.
Тебе повезло, порадуйся — ты стал Принцем — без короны, придворных, фрейлин и палачей».

Кай рисует по льду картины, бросает курить — на неделе шесть раз подряд.
Призраки называют его гением, это немного лестно, но в общем-то все равно, что там думают и говорят.
Иногда, по какой-то прошлой дурной привычке, Кай выпивает горячий грог — и втайне надеется — может, яд?

Кай выпивает, но алкоголь, как водится, не несет ему ни смерти и ни тепла.
Только там, где когда-то горячее билось сердце, бешенным колет пульсом огромная тупая игла.
«Ладно», — думает Кай — «Так, пожалуй, лучше и безопаснее... а то сгорел бы, к чертям, дотла»

... Тише, не плачь, малыш, ну конечно же, сказка кончилась, как и положено — хорошо.
Кай смотрит Герде в глаза, обнимает ее и шепчет: «Не хочу тебя потерять... Я и так ведь... еле тебя нашел.»

@темы: [XXI], [Чебаевская Н.]

---

|Вера Полозкова| Отозвали шпионов, собкоров, детей, послов...

Отозвали шпионов, собкоров, детей, послов; только террористы и пастухи. В этот город больше не возят слов, мы беспомощны и тихи – собираем крошки из-под столов на проклятия и стихи.

Те, кто раньше нас вроде как стерёг – производят стрельбу и ложь; лица вспарывает ухмылками поперёк, заливает их потом сплошь. Выменяй ружье на пару своих серёг и сиди говори «ну что ж»; смерть – неверная баба: прогнал и проклял, страдать обрёк, а хотеть и ждать не перестаешь.

Лето в оккупации – жарит так, что исходишь на соль и жир. Я последний козырь для контратак, зазевавшийся пассажир – чемодан поставлю в углу, и враг вывернется мякотью, как инжир; слов не возят, а я на ветер их, как табак, я главарь молодых транжир.

Слов не возят, блокада, дикторов новостей учат всхлипывать и мычать. В сто полос без текста клеймит властей наша доблестная печать. В наших житиях, исполненных поздних вставок, из всех частей будут эту особой звездочкой помечать – мол, «совсем не могли молчать».

Раздают по картам, по десять в сутки, и то не всем – «как дела», «не грусти», «люблю»; мне не нужно, я это все не ем, я едва это все терплю. Я взяла бы «к черту» и «мне не надо чужих проблем», а еще «все шансы равны нулю».

Бросили один на один с войной, наказали быть начеку. Теперь все, что было когда-то мной, спит не раздеваясь, пьет из горла и грызет щеку. И не знаешь, к кому тащиться такой смурной – к психотерапевту или гробовщику.

Дорогой товарищ Небесный Вождь, утолитель духовных жажд. Ниспошли нам, пожалуйста, мир и дождь, да, и хлеб наш насущный даждь. Я служу здесь осени двадцать две, я стараюсь глядеть добрей. Если хочешь пыточных в голове -

Не в моей.

© В.Полозкова

@темы: [XXI], [Полозкова В.]

---

|Аля Кудряшова| "Запах кофе и хлеба, рассеянный сумрачный свет..."

Андрею Дитцелю

Запах кофе и хлеба, рассеянный сумрачный свет
В запыхавшемся небе соборный тяжелый костяк.
Говорю о тебе: «У меня есть знакомый поэт»,
И, пожалуй, я только тебя сформулирую так.

Вот дефисы мостов, стадиона зеленый овал,
Акварельная морось и ветер, летящий с реки,
Твой неистовый город когда-то тебя срифмовал,
И теперь ты уже не покинешь четвертой строки.

Поднимись на чердак, расплатись за пролет винтовой
Перестуком шагов, перезвоном холодных ключей,
Если лето приходит — то лето идет за тобой,
Ты единственный сторож его и его казначей.

Каждым утром с тобой просыпается россыпь дворов,
Перебранка растрепанных листьев, клубника на льду,
Потому что писать — это справится каждый второй,
А вот жить это всё — тут я вряд ли второго найду.

По тяжелой траве, заплетаясь, идут игроки,
По лиловой брусчатке несутся хмельные врачи,
Ты не бросишь ни текста, ни этой четвертой строки,
Потому что в ответе за тех, кто тебя приручил.

Я не знаю, что будет со всеми, что будет с тобой,
Знаю только шаги винтовые — один за одним.
И еще - что никто никогда не разрушит собор,
И не вычертит площадь, как та, что простерлась под ним.

Аля Кудряшова aka izubr

@темы: [XXI], [Кудряшова А.]

---

|Константин Арбенин| Одиссей и Навсикая

Пока Пенелопа вязала носки,
Еженощно их вновь распуская,
На том берегу быстротечной реки
Одиссей повстречал Навсикаю.

Навсикая сказала ему: "Одиссей!
Возвращение - лишь полумера.
Оставайтесь со мной - быть вдвоём веселей.
Почитаем друг другу Гомера."

И стекла со страниц типографская мзда,
Надорвав путеводные нити,
И магнитною стрелкой морская звезда
Задрожала в грудном лабиринте,

И рискнул Одиссей сделать медленный вдох
И, забывшись в прекрасной атаке,
Опроверг каноничность сюжетных ходов...
А тем временем там на Итаке

Пенелопа плела ариаднову нить,
Ахиллесовы дыры стараясь прикрыть,
Но, сизифов свой труд
Распуская к утру,
Понимала: ничто не поможет!
Не вернет Одиссея драконовый зуб,
Не убьет Одиссея горгоновый суп,
Не взойдет тот посев, если разве что Зевс
Обстоятельств пристрастную сеть
Не переложит!

Но и Зевс был не в силах распутать любовь -
Так уж мир был самим им устроен.
Только тот, кто своих уничтожит богов,
Может стать настоящим героем.

|. . .|

И, приняв этот тезис, как истинный дар,
Одиссей наплевал на иное, -
Лишь вдыхал семизвучный гортанный нектар
В колоннадах царя Алкиноя.

Даже в ставке Аида не знали, чем крыть,
В перископ увидав Одиссееву прыть,
И Олимп с этих пор
Стал не больше, чем хор, -
Рабский хор на правах иноверца.
Одиссей промышлял по законам ветрил -
Он своими руками свой эпос творил
И, ломая покой,
Прометеев огонь
Насаждал глубоко-глубоко
В Навсикаино сердце.

И всё, что было запретным с отсчета веков,
Проливалось в подлунном слияньи
И маячило целью для обиняков
В преднамеренном любодеяньи.

Но судилища лопались, как пузыри,
И на дно уходили по-свойски, -
И тогда посылали земные цари
К Навсикае подземное войско!

Одиссей понимал, что вверху решено
Изрубить золотник в золотое руно,
Но средь лая охот
Каждый выдох и ход
Он выдерживал, будто экзамен;
И опять ускользал, оставаясь с кем был,
Из циклоповых лап одноглазой судьбы,
Потому что решил:
Сколько б не было лжи,
Не садиться по жизни в чужие
Прокрустовы сани...

Но однажды взорвется картонный Парнас,
И уйдут часовые халифы,
И сирены морей будут петь лишь для нас -
Лишь про нас, ибо мифы мы, мифы!

Жаль, счастливая будущность - только оскал
Прошлой дерзости на настоящем.
И погибнет в итоге - кто жадно искал,
Тот, кто выждал - бездарно обрящет.

Эта истина пала, как камень, с небес -
И накрыла обоих. Но мудрый Гермес
Через брод облаков
Их увёл от богов
И от звёзд, разумеется, тоже.
И, присвоив им высший языческий сан,
Он, согласно подземным песочным весам,
Чтобы жар не зачах,
Их семейный очаг
Превращал по началу начал
В полюбовное ложе.

Так, пока Пенелопа вязала носки,
В аллегории снов не вникая,
На том берегу самой быстрой реки
Одиссей повстречал Навсикаю.
Навсегда.

[1997]

@темы: [XX], [1997], [Одиссея-для-Одиссея], [Арбенин К.Ю.], [Music]