Вечер сгущается — скрежет, гудки, свистки.
Тукает — шлеп-шлеп — о крышу спелая слива.
Слышно, как разъезжаются материки,
сонно клекочет черное горло пролива.

Полночь вибрирует, рушатся со стола
чуткие чашки, хлещут кофейные реки.
За ночь Европа так далеко отползла —
не узнаешь себя в утреннем человеке.

Ветер проснулся и треплет свежую весть,
полнится круг земной абсолютным слухом.
Если ты есть, если ты где-нибудь есть —
ты к утру проявишься, замкнутый этим кругом.

Ты вернешься — в невозможном своем пальто,
накрывая длинную тьму частями света.
Драгоценный мой, потасканный мой Никто,
я пишу тебе на сухих обрывках ветра:

Роза ветров ощипана, все острова
и варианты пройдены, мой счастливый.
Кофе вскипает. К завтраку — хлеб и сливы.
Ночь на седьмое. Август. Итака — Москва.

Ирина Ермакова
«Колыбельная для Одиссея»

@темы: [XXI], [Ермакова И.]