Она раскрасила губы огнем карминным, чтоб стать, как все, чтоб быть — под одну гребенку.
Она отвыкла, чтобы ее кормили, она выбирает ежиков в «Детском мире» — и продавщицы спрашивают «ребенку»?
Ее цвета — оранжевый с темно-синим, она сейчас тоскует, но тем не менее она умеет выглядеть очень сильной.
Она давно не казалась такой красивой — чтоб все вокруг шарахались в онеменьи.
Не то чтоб она болеет — такое редко, ну, раз в полгода — да и слегка, негромко.
А вот сейчас — какие ни ешь таблетки, в какие ни закутывайся жилетки — царапается, рвет коготками бронхи.
Она обживает дом, устелив носками всю комнату и чуточку в коридоре.
Она его выкашливает кусками, она купила шкафчик и новый сканер, и думает, что хватит на наладонник.
Ее любимый свитер давно постиран, она такая милая и смешная, она грызет ментоловые пастилки,
она боится — как она отпустила — вот так, спокойно, крылышек не сминая.
Она не знает, что с ним могло случиться, кого еще слова его доконали.
Но помнит то, что он не любил лечиться, и сладкой резью — родинку под ключицей и что он спит всегда по диагонали.
Она подругам пишет — ты, мол, крепись, но немного нарочитым, нечестным тоном, разбрасывает по дому чужие письма,
и держится, и даже почти не киснет, и так случайно плачет у монитора.
Она совсем замотанная делами, она б хотела видеть вокруг людей, но время по затылку —
широкой дланью, на ней висят отчеты и два дедлайна, и поискать подарок на день рожденья.
Она полощет горло раствором борной, но холодно и нет никого под боком.
Она притвориться может почти любою, она привыкла Бога считать любовью. А вот любовь почти что отвыкла — Богом.
Всё думает, что пора поменять системку, хранит — на крайний случай — бутылку водки.
И слушает Аквариум и Хвостенко. И засыпает — больно вжимаясь в стенку — чтоб не дай Бог не разбудить кого-то.
Аля Кудряшова aka izubr