Развалины замка в Балаклаве

Обломки крепости, чья древняя громада,
Неблагодарный Крым! твой охраняла сон.
Гигантским черепом торчащий бастион,
Где ныне гад живет и люди хуже гада.

Всхожу по лестнице. Тут высилась аркада.
Вот надпись. Может быть, герой здесь погребен?
Но имя, бывшее грозой земных племен,
Как червь, окутано листами винограда.

Где италийский меч монголам дал отпор,
Где греки свой глагол на стенах начертали,
Где путь на Мекку шел и где намаз читали,

Там крылья черный гриф над кладбищем простер,
Как черную хоругвь, безмолвный знак печали,
Над мертвым городом, где был недавно мор.

@темы: [XIX], [Mickiewicz, Adam], [Польская литература]

Блоха и раввин

Почувствовал раввин, сидевший над Талмудом,
Укус блохи, притом с неимоверным зудом,
Вот изловчился он, схватил ее рукой,
Но лапки подняла она к нему с мольбой:
«О праведный мудрец из древнего колена,
Меня ли хочешь ты добычей сделать тлена?
Безгрешною рукой прольешь ли кровь мою?»
Тот крикнул: «Кровь за кровь! Немедленно пролью!
Ты Велиала дщерь! Ты паразитка злая!
Ты пьешь людскую кровь, трудом пренебрегая.
Вот скромный муравей, вот строгая пчела:
У каждого свои полезные дела.
Лишь ты одна, блоха, проводишь дни впустую,
Живешь за счет людей и кровь сосешь людскую!»
Сказал и раздавил; она же в смертный час
Чуть слышно пискнула: «А чем вы лучше нас?»

@темы: [XIX], [Mickiewicz, Adam], [Польская литература]

Контрабандисты

По рыбам, по звездам
Проносит шаланду:
Три грека в Одессу
Везут контрабанду.
На правом борту,
Что над пропастью вырос:
Янаки, Ставраки,
Папа Сатырос.
дальше...

@темы: [XX], [Поэты Серебрянного века], [Багрицкий Э.Г.]

Александру Блоку

От славословий ангельского сброда,
Толпящегося за твоей спиной,
О Петербург семнадцатого года,
Ты косолапой двинулся стопой.
И что тебе прохладный шелест крыл ни,
Коль выстрелы мигают на углах,
Коль дождь сечет, коль в ночь автомобили
На нетопырьих мечутся крылах.
Нам нужен мир! Простора мало, мало!
И прямо к звездам, в посвист ветровой,
Из копоти, из сумерек каналов
Ты рыжею восходишь головой.
Былые годы тяжко проскрипели,
Как скарбом нагруженные возы,
Засыпал снег цевницы и свирели,
Но нет по ним в твоих глазах слезы.
Была цыганская любовь, и сипни,
В сусальных звездах, детский небосклон.
Всё за спиной.
Теперь слепящий иней,
Мигающие выстрелы и стон,
Кронштадтских пушек дальние раскаты.
И ты проходишь в сумраке сыром,
Покачивая головой кудлатой
Над черным адвокатским сюртуком.
И над водой у мертвого канала,
Где кошки мрут и пляшут огоньки,
Тебе цыганка пела и гадала
По тонким линиям твоей руки.
И нагадала: будет город снежный,
Любовь сжигающая, как огонь,
Путь и печаль…
Но линией мятежной
Рассечена широкая ладонь.
Она сулит убийства и тревогу,
Пожар и кровь и гибельный конец.
Не потому ль на страшную дорогу
Октябрьской ночью ты идешь, певец?
Какие тени в подворотне темной
Вослед тебе глядят в ночную тьму?
С какою ненавистью неуемной
Они мешают шагу твоему.
О широта матросского простора!
Там чайки и рыбачьи паруса,
Там корифеем пушечным "Аврора"
Выводит трехлинеек голоса.
Еще дыханье! Выдох! Вспыхнет! Брызнет!
Ночной огонь над мороком морей…
И если смерть — она прекрасней жизни,
Прославленней, чем тысяча смертей.

@темы: [XX], [Поэты Серебрянного века], [Багрицкий Э.Г.]

Замок на берегу моря

«Ты видел ли замок на бреге морском?
Играют, сияют над ним облака;
Лазурное море прекрасно кругом».

«Я замок тот видел на бреге морском;
Сияла над ним одиноко луна;
Над морем клубился холодный туман».

«Шумели ль, плескали ль морские валы?
С их шумом, с их плеском сливался ли глас
Веселого пенья, торжественных струн?»

«Был ветер спокоен; молчала волна;
Мне слышалась в замке печальная песнь;
Я плакал от жалобных звуков ее».

«Царя и царицу ты видел ли там?
Ты видел ли с ними их милую дочь,
Младую, как утро весеннего дня?»

«Царя и царицу я видел... Вдвоем
Безгласны, печальны сидели они;
Но милой их дочери не было там».

28 марта 1831

@темы: [XIX], [1831], [Жуковский В.А.]

Баллада о сеньорах былых времён

Скажите, Третий где Каллист,
Кто папой был провозглашен,
Хотя был на руку нечист?
Где герцог молодой Бурбон,
Альфонс, чье царство — Арагон,
Артур, чья родина — Бретань,
И добрый Карл Седьмой, где он?
Но где наш славный Шарлемань?

А где Шотландец, сей папист,
Чей лик был слева воспален
И розов, точно аметист?
Где тот, кому испанский трон
Принадлежал? Как звался он,
Не знаю… Где сбирают дань
Все властелины без корон?
Но где наш славный Шарлемань?

Увы, без толку я речист:
Все исчезает словно сон!
Мы все живем, дрожа как лист,
Но кто от смерти был спасен?
Никто! Взываю, удручен:
Где Ланселот? Куда ни глянь —
Тот умер, этот погребен…
Но где наш славный Шарлемань?

Где Дюгеклен, лихой барон,
Где принц, чья над Овернью длань,
Где храбрый герцог д'Алансон?..
Но где наш славный Шарлемань?

@темы: [Французская литература], [XV], [перевод: Феликс Мендельсон], [Villon, Francois]

18:38 

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

16:01 

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

16:33 

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

***
Господин в зелёной куртке,
Вас разыскивает сеттер.
Даже парковые утки
Для «ирландца» не соблазн.
У него в глазах тревога,
У него в ногах дорога
И отчаянья терновник
Непроходен, непролазн.
Господин в зелёной куртке,
Мы всем парком слёзно просим,
Отыщитесь, отзовитесь
Даже если в Ереван
Вы уехали за солью,
Вас же ищет сеттер Ося
Рыжий-рыжий, даже красный…
С уваженьем,
Дерева.

© Ксана Василенко

URL записи

@темы: [XXI], [Василенко К.]

Здесь львы! Здесь воздух благодати лишен.
Увы! Монашек, опусти капюшон,
Молись, ломая четкам хрупкий хребет.
Ты — лис, для львов лисицы — тоже обед.

Ты шел по скользкой анфиладе любви,
That’s all! Не знают сострадания львы.
Ты прав — изящна их лукавая стать,
Дым трав поможет жертве смирною стать.

Спазм соблазна сводит тело
Как она тебя хотела!
На морозе стон ее твердел.
Пролетая мимо клетки,
Ферзь ломал рогами ветки,
Мат в три хода. Африка. Предел.

Так вот чем пахнет вечной истины дом.
Киот устал чадить над сомкнутым ртом
Христа, распятого на золоте фреск…
Звезда упала — слышишь хвороста треск?

С листа играет пьяный черт-органист,
С листа чин черной мессы. Узок карниз.
Листвы не будет вплоть до мартовских ид.
Здесь львы! Здесь воздух сладок, но ядовит!

Обними замшелый камень —
Вертикальными зрачками
Смерть твоя ленивая глядит.
Кто ее хоть раз коснется,
Больше не узреет солнца,
Обратятся в пыль его следы.

Упасть! Число твое уже сочтено.
Упасть и видеть, как сочится вино
Из ран отверстых для причастия Тьме.
Эй, дрянь! Придите, и поклонитесь мне!

Львы тут! А всадники таятся в траве
И ждут грядущую на Огненном Льве,
Из вод морских она покажется в срок…
Ну вот. Я гибну. Из-за нескольких строк.

Истина, ты где-то рядом,
Но страницы дышат ядом,
Убаюкивая мертвеца.
—Что тебе, монашек, снится?
— Дева с ликом юной львицы,
Спящая близ моего лица.

URL записи

@темы: [XXI], [Сусоров Е.Б.], [Music]

Предсказать невозможно, куда поведет сюжет —
что-то сложится просто, а что-то мы сами сложим.
И планировать чудо на крайнем из рубежей —
как любить по рассчету надежду на брачном ложе.
Я еще не узнала с рубашки один аркан,
тот что станет ключом к новым строкам и новым песням —
может в новом году под эгидою «Дурака»
мы уверуем в силу кинжального перекрестья
вместо бронзовых знаков распятия на груди —
новым чистым началом (ударом мизерикорда?).
Свежесть нового ветра ушедшее бередит.
Может самое время отклеить чужую морду,
бросив в скопище масок, отживших последний срок,
и предстать перед миром несломленным, непокорным.
Я вонзаю в золу необломанное перо,
как начало строки. Кто бы знал, что напряли норны,
что пророчат нам парки, сивиллы и прочий клир
пантеона богов, что не спит на изломе года.
И в руке моей смех и капустные короли,
нитки зимних сонетов и в связках колбасных оды.
Я ложусь с чародейством единственно по любви
в ночь морозных узоров на стеклах соборных окон.
И мне шепчут ветра — «Не ломайся, живи. Живи!»
Значит выстрел пройдет лишь слегка над плечом и сбоку,
не коснувшись неспящего сердца в осколках дней.
Я проснусь над рассветом. Знакомая, но иная.
Будет песня — о славе, о звездах, любви, войне.
Вот — начало строки. А как дальше пойдет, кто знает...

URL записи

@темы: [XXI], [@diary], [Kathelin Shatowillar]

Вот иду я,
заморский страус,
в перьях строф, размеров и рифм.
Спрятать голову, глупый, стараюсь,
в оперенье звенящее врыв.

Я не твой, снеговая уродина.
Глубже
в перья, душа, уложись!
И иная окажется родина,
вижу —
выжжена южная жизнь.

Остров зноя.
В пальмы овазился.
«Эй,
дорогу!»
Выдумку мнут.
И опять
до другого оазиса
вью следы песками минут.

Иные жмутся —
уйти б,
не кусается ль? —
Иные изогнуты в низкую лесть.
«Мама,
а мама,
несет он яйца?» —
«Не знаю, душечка,
Должен бы несть».

Ржут этажия.
Улицы пялятся.
Обдают водой холода.
Весь истыканный в дымы и в пальцы,
переваливаю года.
Что ж, бери меня хваткой мёрзкой!
Бритвой ветра перья обрей.
Пусть исчезну,
чужой и заморский,
под неистовства всех декабрей.

@темы: [XX], [Поэты Серебрянного века], [1916], [Маяковский В.В.]

БОГИ АЗБУЧНЫХ ИСТИН

Проходя сквозь века и страны в обличье всех рас земных,
Я сжился с Богами Торжищ и чтил по-своему их.
Я видел их Мощь и их Немощь, я дань им платил сполна.
Но Боги Азбучных Истин — вот Боги на все времена!

Еще на деревьях отчих от Них усвоил народ:
Вода - непременно мочит, Огонь — непременно жжет.
Но нашли мы подход бескрылым: где Дух, Идеал, Порыв?
И оставили их Гориллам, на Стезю Прогресса вступив.

С Ветром Времени мы летели. Они не спешили ничуть.
Не мчались, как Боги Торжищ, куда бы ни стало дуть.
Но Слово к нам нисходило, чуть только мы воспарим,
И племя ждала могила, и рушился гордый Рим.

Они были глухи к Надеждам, которыми жив Человек:
Молочные реки — где ж там! Нет и Медом текущих рек!
И ложь, что Мечты — это Крылья, и ложь, что Хотеть значит Мочь,
А Боги Торжищ твердили, что все так и есть, точь-в-точь.

Когда затевался Кембрий, возвестили нам Вечный мир:
Бросайте наземь оружье, сзывайте чужих на пир!
И продали нас, безоружных, в рабство, врагу под ярем,
А Боги Азбучных Истин сказали: «Верь, да не всем!»

Под клики «Равенство дамам!» жизнь в цвету нам сулил Девон,
И ближних мы возлюбили, но пуще всего — их жен.
И мужи о чести забыли, и жены детей не ждут,
А Боги Азбучных Истин сказали: «Гибель за блуд!»

Ну а в смутное время Карбона обещали нам горы добра:
Нищий Павел, соединяйся и раздень богатея Петра!
Деньжищ у каждого — прорва, а товара нету нигде.
И Боги Азбучных Истин сказали: «Твой Хлеб — в Труде!»

И тут Боги Торжищ качнулись, льстивый хор их жрецов притих,
Даже нищие духом очнулись и дошло наконец до них:
Не все, что Блестит, то Золото, Дважды два — не три и не пять,
И Боги Азбучных Истин вернулись учить нас опять.

Так было, так есть и так будет, пока Человек не исчез.
Всего четыре Закона принес нам с собой Прогресс:
Пес придет на свою Блевотину, Свинья свою Лужу найдет,
И Дурак, набив себе шишку, снова об пол Лоб расшибет,

А когда, довершая дело, Новый мир пожалует к нам,
Чтоб воздать нам по нуждам нашим, никому не воздав по грехам, —
Как Воде суждено мочить нас, как Огню положено жечь,
Боги Азбучных Истин нагрянут, подъявши меч!

@темы: [XX], [Kipling, Joseph Rudyard], [Английская литература], [XIX], [перевод: Исидор Грингольц], [перевод: Татьяна Грингольц]

С турнира скачет граф домой.
Ему навстречу, сам не свой,
Его слуга идет и плачет.
«Скажи-ка, что все это значит?
Куда направился, дружище?»
«Иду искать себе жилище».
«А что стряслось? Ответь толково».
«Да в общем ничего такого.
Но, испустив последний вздох,
Любимый песик ваш издох».
«Не может быть!.. Совсем щенок!
Он что, внезапно занемог?»
«Ему копытом вдарил с маху
Ваш верный конь, поддавшись страху».
«Мой конь всегда был храбр и смел.
Кто напугать его посмел?»
«Сыночек ваш, премилый крошка,
Когда бросался из окошка».
«Но он остался невредим?
Моя супруга, верно, с ним?»
«Да нет. Ее хватил кондрашка,
Когда угробился бедняжка».
«О, горе! Горе мне! О, боже!
А дом остался на кого же?»
«Какой там дом! Сгорел дотла.
Там только пепел и зола.
Пожар внезапно начался.
Огонь страшенный поднялся.
Он все спалил и все пожег.
А я со всех помчался ног —
И выжил, — господи, прости! —
Чтоб вам сие преподнести».

@темы: [Немецкая литература], [Grun, Anastasius], [Австрийская литература], [перевод: Ирина Грицкова], [1837]

Почему?

Вот указ верховной власти. Он висит средь бела дня.
И в словах его притворных притаилась западня.
И забавный человечек, не известный никому,
Прочитал его покорно и промолвил: «Почему?»

Вот монах осатанелый. Солнце он сгноить не прочь.
Ряса черная скрывает душу черную, как ночь.
Вот аббат, надменный, злобный,— служит черту самому.
А забавный человечек снова шепчет: «Почему?»

Безнаказанно священство хочет лгать и воровать,
Тех, кто против слово пикнет,— сразу в цепи заковать.
Знает это человечек. Делать нечего ему.
Он стоит себе смиренно и вздыхает: «Почему?»

Вот, взывая о свободе, птицы в небеса летят.
Где уж тут! Вовсю из пушек в них безжалостно палят,
Чтобы не было повадно жаждать воли никому.
А забавный человечек вопрошает: «Почему?»

Средь жнивья родимой речи он, как будто бы зерно,
Отыскал простое слово, всем знакомое, одно.
Сросся с ним, забыл другие, верен слову одному.
И твердит его повсюду, повторяет: «Почему?»

Привели на суд бедпягу, и повел судья допрос:
«Как же ты посмел, преступник, задавать такой вопрос?
Измываешься над властью? К ногтю я тебя прижму!»
Человечек ухмыльнулся, взял и вставил: «Почему?»

Свирепея, негодуя, повскакали судьи с мест.
«Бунтаря на хлеб и воду! В одиночку! Под арест!»
Тотчас в кандалы закован человечек и — в тюрьму!
Но и здесь невозмутимо он заладил: «Почему?»

На рассвете потащили человечка на расстрел.
И стрелки, в ряды построясь, молча взяли на прицел.
Залп огня. И кровь струится. Все в чаду, и все в дыму.
Но слетает с губ бескровных стон ужасный: «Почему?»

И могилу придавили толстой каменной плитой.
И восславили в соборе этот новый день святой.
Наконец молчит мятежник. Никогда не встать ему.
...А на каменном надгробье проступило: «Почему?»

@темы: [XIX], [Немецкая литература], [Grun, Anastasius], [Австрийская литература], [перевод: Ирина Грицкова]

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи, —
На головах царей божественная пена,
Куда плывете вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер — всё движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
И море черное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью
.

О.Мандельштам (1915)

URL записи


@темы: [XX], [Поэты Серебрянного века], [1915], [Мандельштам О.Э.]

Ассаргадон

Aссирийская надпись

Я — вождь земных царей и царь, Ассаргадон.
Владыки и вожди, вам говорю я: горе!
Едва я принял власть, на нас восстал Сидон.
Сидон я ниспроверг и камни бросил в море.

Египту речь моя звучала, как закон,
Элам читал судьбу в моем едином взоре,
Я на костях врагов воздвиг свой мощный трон.
Владыки и вожди, вам говорю я: горе.

Кто превзойдет меня? Кто будет равен мне?
Деянья всех людей — как тень в безумном сне,
Мечта о подвигах — как детская забава.

Я исчерпал до дна тебя, земная слава!
И вот стою один, величьем упоен,
Я, вождь земных царей и царь — Ассаргадон.

В.Брюсов (1897)

URL записи

@темы: [Поэты Серебрянного века], [XIX], [Брюсов В.Я.], [1897]

5. Десять заповедей

«Аз есмь Господь... » — Слыхал. Но сомневаюсь.
«Не сотвори кумира...» — А металл?
«Не поминай мя всуе...» — Грешен, каюсь:
В тригоспода нередко загибал.

«Чти день субботний...» — Что за фарисейство!
Мне для безделья всякий день хорош.
«Чти мать с отцом...» — Чту. —
«Не прелюбодействуй..."
От этих слов меня бросает в дрожь!

«Не убивай...» — И критиков прощать?!
«Не укради...» — А где же рифмы брать?
«Не помышляй свидетельствовать ложно...»,

«Не пожелай жены, осла чужих...»
(О, Господи, как тесен этот стих!)
Ну, а жену осла-соседа — можно?

Ю.Н.Вейнерт, Я.Е.Харон

URL записи

@темы: [Вейнерт Ю.Н.], [Злые песни Гийома дю Вентре], [Харон Я.Е.]

Когда закат расцветит мир и в бездну канет,
Когда закончится кармин в моем стакане,
Лишь только пальцы протяни — в лицо оскалясь,
Мне улыбнется мой двойник из зазеркалья.

Он знает — есть пастух и паства,
И корм для Сциллы.
Он разъяснит, что мне неясно,
Мой старый циник.
Он отделит зерно от плевел,
Назначит цены.
И на руке его на левой
Все пальцы целы.

Когда прольется звезд вода на темный бархат,
Когда отчалит снова вдаль ночная барка,
И крысолов, наверняка, покинет Гаммельн,
Проглянет образ двойника из амальгамы.

Из снов и слов куется цепь,
Спрягая звенья.
Он глаз приветствует прицел
Коротким Veni.
Он знает — этот мир игра.
Что ж, повторите.
Он вечный властелин и раб,
Мой строгий критик.

Еще виток пройденных трасс, но неужели
Тот, с кем я спорю до утра, лишь отраженье.
Игра теней и снов зенит — простая калька...
Но с ночью явится двойник из зазеркалья.

Он знает, что отвечу «да»,
Слагая числа.
Он как никто умеет ждать,
Он научился.
Он знал опалу и фавор,
Решенья тяжесть.
Он мне выносит приговор,
Мой суд присяжных...

Татьяна Юрьевская aka  Маркиз
URL записи

@темы: [XXI], [Юрьевская Т.]